Эксклюзивное интервью с главным научным сотрудником Института экономики РАН, доктором экономических наук, профессором Олегом Сухаревым, являющимся одним из видных представителей научной школы академика РАН Сергея Глазьева.    

«Платформизация» – не панацея

-- Олег Сергеевич, накануне Петербургского международного экономического форума – 2025 председатель его оргкомитета, заместитель главы Администрации Президента Максим Орешкин заявил, что действующая модель экономики России исчерпала себя. Каковы, на ваш взгляд, причины этого сенсационного признания и какой должна быть новая модель? Какие шаги необходимо предпринять, чтобы она получила своё развитие? 

-- Признание Максима Орешкина о том, что модель экономического роста, по сути, исчерпана не является новостью для специалистов, особенно сторонников и последователей, а также участников научной школы академика Сергея Юрьевича Глазьева.

Максим Станиславович Орешкин справедливо оценивает ситуацию. Действующая модель роста, а я бы добавил и проводимой экономической политики – давно себя исчерпала. Помните, как на Валдае сказал Президент РФ ещё более системно – капитализм себя исчерпал.  И это верно! Действительно, исчерпана загрузка факторов роста (фонды и труд). Но при этом М.С. Орешкин рисует весьма поверхностную, на мой взгляд, новую модель развития» в виде некой «платформизации» — как перспективном факторе роста. При этом, он не говорит, что «порочный круг современной монетарной политики» обеспечил, либо внёс ощутимую лепту в исчерпание факторов роста и развития, приводя к низкому уровню производительности, технологичности и конкурентоспособности экономики, при том, что вовлечённые факторы дали рост в 2023-2024 гг. в районе 4%. И эта ситуация сейчас поколеблена, ибо темп роста существенно и здесь весьма предсказуемо понижается. Эта тема, кстати, подробно раскрыта в нашей совместной с Сергеем Юрьевичем Глазьевым статье о монетарной политике[1]. Президент России также отметил в своём выступлении на ПМЭФ 2025 о «платфоризации», но я бы пока остерёгся считать этот факторным основным локомотивом роста российской экономики в ближайшем будущем. Хотя, если говорить откровенно, то основной вклад вносит в рост транзакционный сектор, а «платформизация» – это не что иное как его элемент. Другое дело что роста на этой базе не может быть слишком высоким по темпу – 8-10%. Скорее 4-5% это потолок такого роста.

Причина признания — зашедшее в тупик развитие экономики, и, на мой взгляд, исчерпание не только и не столько факторов роста, сколько инструментов экономической политики и видения новых вариантов развития, включая создание источников роста. Полагаю, что «платформизация» — это не основной инструмент в стимулировании роста, хотя, как и сказал, относится к транзакционному сектору, а он доминирует в экономике и динамике. Но обеспечить устойчивость развития можно только развивая средства производства и создавая свои собственные технологии, на базе чего формировать платформы как некий результат и своеобразную инфраструктуру.

Что же касается шагов для новой модели развития, то они покажутся вам банальными — необходимо создать условия авансирования развития, создания средств производства и технологий, обеспечивающих генерацию потребительской продуктовой массы для внутреннего рынка. Это первый шаг. И второй шаг — занимать определённые не сырьевые позиции и на мировых рынках, в основном наукоёмкой продукции. Сложившаяся модель развития России не позволяет системно реализовывать эти два шага. Она повторяет инструменты влияния уже десятилетиями, ввергая страну в стагнацию или «рост без развития», порождая экстенсивную, а не интенсивную модель роста, хоть и при темпе в 4% как в 2023-2024 годах.  

К настоящему моменту у нас сформировалась такая структура экономики, в которой наиболее доходные виды деятельности (финансы, недвижимость, сырьё, транзакции, услуги) низко рискованные, а наименее доходные виды деятельности (обработка, наука, социальное развитие) относительно с высокими рисками. Такая «вилка» является запирающей — и главное условие развития в XXI веке – преодолеть её, то есть стремиться уравнять доходности между секторами и отраслями, понизить риск в продуктивных видах деятельности и научной работе. Финансовый сектор довлеет над реальным сектором, и эта ситуация усугубляется год от года, что демонстрируют графики из моих научных работ. Такой разницы нет ни в одной стране мира, несмотря на высокую развитость финансовых рынков, например, в США, а тем более в Китае. Это обстоятельство не может не сказываться отрицательно на развитии и его устойчивости.

Высокий процент в пользу богатых

-- Сегодня много идет разговоров о том, что денежно-кредитная политика, проводимая Банком России, реально тормозит экономический рост. В чем это проявляется? Чем объяснить, что в России малый и средний бизнес даёт лишь 20-21 процентов ВВП, в то время как в других странах его доля составляет 50-60 процентов? 

- Малый и средний бизнес дают неплохой результат только при сильной экономической архитектуре, то есть, когда крупный бизнес — производительный, а не сырьевой или торгашеский, чрезвычайно силён. В противном случае эти виды бизнеса терпят неудачу и хорошо завоёвываются внешними конкурентами, сдавая им ниши. Потому ставка в России, что нужно развивать малый и средний бизнес заработает только при развитии — крупного производственного бизнеса, нужды которого будут обслуживать малый и средний. В противном случае они становятся посредническими, торгашескими, что и наблюдается в России длительное время при разговорах про развитие малого бизнеса.

Этот вид бизнеса зависит от хватки людей, их желаний и от условий. Когда высока импортная зависимость он и не может быть иными как торговым, посредническим. Таким образом, и эта цель и инструменты применялись неадекватно экономической структуре и формируемым ею процессам. И это то же недостаток общей государственной политики, авторы которой не вполне понимают последствия и условия принимаемых ими решений. Тем самым, развитие торгового малого бизнеса — это один разговор, а производительного или инновационного — это совсем иной разговор, требующей сильной архитектуры производительного и наукоёмкого крупного бизнеса прежде всего. А также сильного для России государственного — наукоёмкого сектора.

Суммируя, я бы не ставил цель довести малый и средний бизнес в России до 50 или 60% ВВП, либо до 40%. Такие цели абсурдны сами по себе, у этих цифр нет оснований и большой надобности, на мой взгляд. Подобно тому, как помните, была цель достичь 25-ти миллионов высокопроизводительных рабочих мест. При том, что оценивать наличие таких мест никто не умеет до сих пор, а приказ Росстата от октября 2017 года понуждает давать измерение по превышению заработной платы некоего норматива. Это не может быть характеристикой высокой производительности рабочего места. Как можно создавать то, что не умеем оценить, измерить, идентифицировать?

Что касается ДКП, то она, конечно, тормозит экономический рост, а проявляется это в сдерживании спроса, потребления, инвестиций, провокации (поощрении) спекулятивных мотивов под высокие процентные ставки. Проводимая монетарная политика явно в пользу богатого населения, а отнюдь не бедного, но прикрывают идеологи этой политики умелой риторикой по поводу того, что снижение инфляции, дескать, в пользу бедных. Зато высокий процент в пользу богатых!

Центробанк программирует инфляцию

-- Любая экономическая политика проводится в чьих-либо интересах. Вы в одной из публикаций и выше при ответе сказали, что российский Центробанк реально отстаивает интересы банков и богатых людей. Поясните свою мысль. Насколько верно утверждение, что Банк России в реальности не борется с инфляцией, а раздувает её? 

-- Да, на мой взгляд монетарная политика, которую проводит ЦБ РФ осуществляется в пользу богатого населения. Именно поэтому и не случайно, неоднократно, за последний год, представители ЦБ РФ акцентируют внимание, что дескать высокая инфляция бьёт по бедным, а они-то их защитники, борясь с инфляцией защищают бедных. Однако все не так!

Помимо инфляции есть ещё процентные доходы. И если у вас на счёте 100 миллионов, то через год при проценте в 18% будет 118 миллионов и прибавка составляет 18 миллионов. А если у бабушки 100 тыс. рублей на смерть, то за год у неё будет 118 тысяч рублей, то есть прибавка 18 тысяч против 18 миллионов. Есть разница? При таких прибавках инфляция даже в 4% посчитайте сколько скушает из бабушкиных 18 тысяч и сколько скушает, но и оставит из 18 миллионов.

Все остальное — это риторика, прикрывающая подлинную суть событий. Фактически, повышая процентную ставку ЦБ РФ повышает цену за пользование деньгами — кредита, авансового капитала, работая на инфляцию по цепочке всех транзакционных издержек. Более того, он индексирует доходы богатых, ибо при повышении инфляции, повышающаяся ключевая ставка сохраняет реальную процентную ставку либо не даёт ей понизиться сильно. А это и есть индексация доходов финансовых и банковских спекулянтов, ориентирующихся на реальную процентную ставку (как норму доходности).

Обобщая, конечно, политика ЦБ РФ программирует инфляцию не только ключевой процентной ставкой, но даже таргетом, который фиксирует порочную структуру экономики, затрат и цен, создаёт ложную цель и движение к ней. Подробно эта тема раскрыта в нашей совместной с Е.Н. Ворончихиной монографии «Экономический рост и структурная трансформация», объединяющей наши статьи за 2024-2025 годы[2].

Слагаемые роста экономики

-- Как нужно изменить денежно-кредитную политику в России, чтобы в стране начался реальный экономический рост? 

 Изменение монетарной политики предполагает более низкую ключевую процентную ставку, вывод банков из спекулятивных схем, ограничения на отток капитала из страны, противодействие финансовым спекуляциям на фондовом, валютном и иных рынках. В общем, нужна система действий, обоснованная Сергеем Юрьевичем Глазьевым и ещё рядом экономистов (включая нас с Вами), которая давно разработана и научно обоснована и даже частично была применена в начале 2022 года в России. Более того, следует сформировать процентный портфель (а не просто льготных кредитных ставок), работающий на размещение финансового капитала по развивающимся направлениям деятельности в России. Применить принцип «плохого баланса» банковской системы, предложенным мной ещё в 2006-2007 годах. Иными словами, банки, кредитующие реальный сектор, в большей степени работающие по этому направлению в своём кредитном портфеле должны получать максимально лучшие условия своего развития и резервирования в ЦБ РФ в отличие от банков, обслуживающих транзакции, финансовую и валютную спекуляцию и т.д., объёмы которых следует экономическими методами снижать. А регулирование вида деятельности — выступает именно экономическим методом.

Чтобы был рост экономики — нужно обеспечить финансами его источники и постоянно работать над их созданием – самих источников роста. Сектор средств производства сейчас в России около 30% ВВП (чуть ниже). Вопрос — достаточен ли такой масштаб сектора, чтобы обеспечить стабильный и высокий по темпу рост. Полагаю, этот сектор должен вырасти хотя бы до 35%, а потом и под 40%. Это создаст базу для будущего роста российской экономики.

Владимир ПАНТЕЛЕЕВ.